«Как я решил продержаться до самого лучшего лечения рака легких»

«Как я смог выжить до лучшего лечения рака легких»

Автор: Лиа Филлипс, рекомендуется Джейни МакКуин

Мне была поставлена диагноз рак легких в декабре 2019 года. Я никогда даже не пробовала сигарету. Я не выросла в окружении вторичного табачного дыма. Но изначально, до проведения биомаркерного тестирования, врачи сказали мне, что они надеются, что я буду жива на Рождество следующего года.

В сентябре 2019 года начались постоянный и неутихающий кашель. В конечном итоге мне был некорректно поставлен диагноз пневмонии. Потом я прошла еще одну компьютерную томографию и на ней были обнаружены литические очаги – раковые опухоли – в моем позвоночнике. Биопсия кости показала, что они распространились из моих легких на позвоночник и тазовые кости.

Онколог поставил мне диагноз рак легких IV стадии и готов был начать химиотерапию и иммунотерапию. Между тем, мой муж связался с доктором Леорой Хорн в Медицинском центре Университета Вандербильта по электронной почте на рождественских каникулах. Она сказала: “Абсолютно не давайте ей принимать никакие лекарства”. Она хотела, чтобы я протестировала биомаркеры, и если я начала бы химиотерапию или иммунотерапию, это могло помешать работе препарата тирозинкиназного ингибитора (ТКИ), который я могу попробовать вместо этого.

• Уход за близким, теряющим зрение
• Доступно сейчас Еще больше бесплатных тестов на COVID от федерально...
• Большинство американцев мало знают о вредных ПФАС-химических вещест...

Переломный момент: биомаркерное тестирование

Ключевым вопросом для нас – мой муж был моим партнером на каждом этапе – было получение биомаркерного тестирования. В крупных больницах это – первое, что делают. Но многие маленькие больницы, вроде тех, что у нас рядом, не занимаются научными исследованиями. Вам нужно получить второе мнение и пройти биомаркерное тестирование. Речь идет о вашей жизни.

Тесты показали генетическую мутацию, называемую делецией экзона 19 гена EGFR. Что разрушает этот ген и позволяет раку легких расти? Воздействие радона.

Что такое радон?

Радон – это без запаха и вкуса газ, выбрасываемый из известняка. Определенные районы страны, такие как Колорадо и Теннесси, имеют много известняка в земле. Он ежедневно выбрасывается, но так разбавлен в воздухе, что не представляет опасности.

Но в структурах зданий, которые стоят на известняке, может быть высокое воздействие радона и радоновое отравление. Он может запасть в сооружения, поэтому вы его вдыхаете. Это занимает от 5 до 25 лет, чтобы радон разрушил ген.

Агентство по охране окружающей среды измеряет радон в беккерелях, также известных как пикокьюри или “пико”. Это скорость радиоактивного распада радона. Уровень 4 и ниже считается приемлемым. Но, например, если у вас в доме пикочтение составляет 20, это эквивалентно курению 40 сигарет в день. И хотя этот уровень пико высок, он даже не является очень высоким.

Я выросла в Кентукки, где радон распространен. Он непрестанно меняется. Вы действительно должны делать проверку на радон каждые 2-3 года. Если уровень радона выходит высоким, вы можете решить провести его митигацию. Это означает, что вы можете установить вентилятор на чердаке. Затем труба будет вытягивать радон из вашего дома и выводить его наружу, но поддерживать постоянный поток.

Я могла бы попытаться установить, где я была подвергнута воздействию радона, но моя энергия лучше потрачена на продвижение вперед со своим лечением.

Последовательная терапия – успех

Последовательная терапия – это тип лечения рака, которое направлено на белки, регулирующие деление, рост и распространение раковых клеток. Мой доктор из Вандербильта назначил мне Тагриссо (озимертиниб мезилат), одобренное последовательное лечение для людей с раком легких с геном EGFR экзона.

Суть в том, что этот ген сломан, но последовательная терапия обманывает ваше тело, заставляя его думать, что он все еще цел. Иногда рак понимает, что это не настоящая сделка и мутирует.

Я начала принимать Тагриссо в декабре 2019 года. К декабрю 2020 года первичная опухоль уменьшилась на 70%, а все метастазы в костях полностью зажили.

Мы приняли решение быть агрессивными и продолжить восемь процедур суперсильного метода с телесными лучами SBRT, также известного как стереотаксическая радиотерапия. Это лечение использует суперсильные радиационные дозы, направленные на раковые клетки, но не столь вредные для здоровой ткани. В теории, это убивает все оставшиеся раковые клетки в первичной опухоли. Я продолжаю принимать Тагриссо и не имею прогрессии заболевания.

Мое состояние остается стабильным, без роста рака.

Говорят, что целенаправленная терапия, например Тагриссо, может быть эффективной в течение 2-3 лет, прежде чем перестанет работать. Что ж, прошло почти 3 года, и она все еще работает. Тагриссо – новый препарат – его одобрили в 2018 году – так что пока еще неясно, насколько долго он может действовать. Кроме того, я не думаю, что прогнозы учитывают общее состояние здоровья человека. Я очень подвижная и активная, занятая мать троих детей, на момент диагноза мне было всего 43 года, сейчас я 46.

Выводы до сих пор

Я думаю, что большим плюсом для нас в этом путешествии было то, что мы образованные люди. Мы знаем, что нельзя просто доверять словам одного врача. Мы знаем, как заботиться о своих интересах. Когда мне поставили диагноз, я делала пробежки около 20 миль в неделю и заботилась о детях в возрасте 8, 12 и 13 лет. Я сказала себе: “Я не могу сдаться”. Я не была готова принять это “два года жизни”. Мы быстро стали отстаивать свои интересы, потому что мы должны были это сделать сами.

Рак легких – это очень одинокий рак. Большинство людей, которым ставят его диагноз, старше и курили. Общее восприятие – “Ты курил. Ты сам виноват в этом”. Ну, как минимум, я не выгляжу больной. Это огромный стигматизм, которым вы не заслуживаете страдать. Никакой другой рак не кажется таким изолированным. Например, люди больше сочувствуют вам, если у вас меланома.

Для тех из нас, кто моложе – мы составляем 20% диагнозов рака легких – нас рассматривают вместе со всеми остальными. Кажется, что люди не хотят уделять столько же энергии исследованиям и финансированию, сколько другим типам рака. Это трудный рак.

Но мы продолжаем двигаться вперед. Мы едем на трехчасовое путешествие каждые три месяца из Луисвилла, чтобы увидеть этих специалистов. Я поддерживаю страсть к повышению осведомленности о том, что у всех может возникнуть рак легких, и делюсь тем, что было эффективно для меня.